Леонид Броневой стал актером поневоле

С Леонидом Броневым беседовала глава интерактивного отдела Русской службы Би-би-си Анна Висенс.

Би-би-си: Нам пришло много вопросов, читатели вспоминали ваши роли, те незабываемые образы, которые вы создали на сцене и на экране. К примеру, Дмитрий пишет: мне очень нравится ваша бодрость на экране, в ваших киноролях. Вопрос о поколениях: считаете ли вы, что лишения, через которые прошли вы, помогли вам сформироваться как личности и достичь всего, чего вы достигли?

Леонид Броневой: Все очень индивидуально. Наверное... Когда приходится испытывать большие трудности с ранних лет, их надо уметь выдержать. Потому что, если не сумеешь, это чревато. Но если ты выдерживаешь их, то можно чего-то добиться.

Би-би-си: А когда пришла мысль стать актером? Сергей из Москвы спрашивает, какие мотивы двигали вами при выборе этой профессии?

Леонид Броневой: Я стал актером поневоле, в силу необходимости. Поскольку моя жизнь, вернее, жизнь моих родителей, а следовательно и моя, сложилась таким образом, что все дороги при советской власти были для меня закрыты, кроме театральной. И то, не в столичных ВУЗах, а в провинциальных. Потому что отец был репрессирован в 37 году с правом переписки по 58 статье. С правом переписки означало, что у него есть какая-то маленькая возможность вернуться живым.

Когда мне было восемь с половиной лет, а маме было 27 или 28 лет, нас сослали в город Малмыш Кировской области, где мы с ней провели пять лет с 1937 по май 1941. Она писала много раз Хрущеву, который только что возглавил ЦК Компартии Украины, спрашивая, чем ребенок и молодая женщина провинились перед советской властью. Наверное, они считали, что я восьми с половиной лет и мама представляли ужасную угрозу для существующего режима, потому что он даже ни разу не ответил…
Би-би-си: Леонид Сергеевич, как вы, человек с таким прошлым, относитесь к тому, что происходит сейчас в России вокруг личности Сталина? К примеру, к восстановлению лозунгов "За Родину, за Сталина!" на станции метро Курская в Москве?

Леонид Броневой: Я отношусь к этому крайне негативно, это я мягко высказываюсь… Сейчас собираются праздновать юбилей, 130 лет, со дня рождения Сталина… Я считаю, что должен быть политический процесс над КПСС. Она виновата не меньше, чем нацистская партия в Германии и даже больше. Там воевали против других народов, там уничтожали евреев, русских хотели сделать рабами. А тут воевали против своего народа. Как можно было героев, которые попадали в плен в полусознательном состоянии, после войны заставить опять пройти через лагеря? Это была чудовищная система, основанная на страхе. И главный лозунг, негласный, был – не высовываться. И еще обязательно люди должны были стучать друг на друга. Поэтому я никогда не прощу то время.

Би-би-си: А как вы объясняете тот факт, что современная Россия не готова поставить на одну ступень преступления сталинизма и фашизма? Многие считают - так как война была выиграна со Сталиным, то, вроде как, ему многое прощается…

Леонид Броневой: Я не согласен с этим. Не Сталин выиграл войну. Выиграли войну простые люди. Эти люди оставили своих родителей, детей, шли в бой 18-летние, миллионы людей. Они видели, что враг пошел на нашу землю.

Я не признаю ту систему. Раньше я не понимал этого. Однажды, когда это было, дай бог памяти, в 1946 году. Мне было 16 лет. Я вступил в комсомол, как ни странно, хотя отец был в заключении, а мы с мамой были в эвакуации в Чимкенте. Меня приняли. Я всю войну работал, то в пекарне, то еще где-то. Я доучился до шестого класса, потом меня мама заставила поступить в вечернюю школу рабочей молодежи и за один год сдать аттестат зрелости, т.е. 7-8-9 и 10 классы, что я и сделал.

Даже когда отца арестовывали, я не понимал, что происходит. Я хотел пойти в военную школу или в журналистику, выучить два иностранных языка – английский и немецкий. А мама сказала: "Никуда ты не пойдешь, никуда тебя не возьмут". Это был для меня ужасный удар, я спросил – почему. Она через несколько дней принесла мне анкету, две или три страницы, 35 или 40 пунктов. Мама сказала – прочти вот тут. Там было написано – находились ли вы, ваши родители или ближайшие родственники на оккупированных территориях или в заключениях. Точка. И дальше была фраза – и если они умерли, то где похоронены. Я сказал маме: "Но Сталин же сказал, что дети за родителей не отвечают…" А она ответила: "Ты такой же дурачок, как твоей отец". И я поехал в Ташкент...

Би-би-си: Дмитрий Стуканов из Москвы пишет: многие новые и яркие впечатления детства остаются в памяти надолго. Со временем, с возрастом, поводов искренне удивляться становится все меньше. Какое событие впечатляло вас так же сильно, как в детстве, в последний раз?

Леонид Броневой: Когда меня спрашивают, какое чувство вам запомнилось больше всего в жизни, я всегда говорю – одно чувство, чувство голода - до войны, во время войны и после войны. Страшное чувство голода, ощущение, что желудок у тебя превратился в маленький орешек… Человек, который вечно голодный, также несчастен, как человек, который вечно переевший.

Би-би-си: Вы сказали, что вы актер поневоле, на экране и сцене вы производите впечатление человека, который получает удовольствие от работы. Разве это не так?

Леонид Броневой: Не сразу, но потом, с годами, вошел во вкус. Работа эта адская, мучительная и сладкая. С одной стороны она бесконечная, в ней нет выходных, отпусков, круглыми сутками, из месяца в месяц, из года в год, даже сыграв уже что-то хорошо или снявшись, ты без конца ночами лежишь, не спишь, думаешь – а как надо было, а как дальше, а почему это не получается. Почему из 100 спектаклей счастье испытываешь только на одном, а 99 проходят, и ты грызешь себя, что ты не нашел контакта со зрительным залом.

Кроме того, это ужасная профессия, в отличие от писателя, композитора, скульптора, художника, это коллективная профессия, ты зависишь не только от режиссера или погоды, но и от своих партнеров. Если у тебя неудобный партнер, который не понимает, что такое чувство меры, играет только для того, чтобы проявить себя, а тебя задвинуть куда-то подальше. Ты все это чувствуешь, сказать ты этого не можешь - обидеться… Это очень сложная профессия, она очень зыбкая, хрупкая, в ней никогда нет окончательной истины, ее невозможно достигнуть - жизнь слишком коротка…

Мой стаж работы в высших театральных заведениях – 65 лет. Эти цифра тебе ничего не дает. Начиная новую работу, ты все равно сидишь перед белым листом, ничего не понимаю, ничего не знаю, что надо делать. Опыт тут не помощник, и опытность тоже не помощник.

Би-би-си: Что тогда главное – талант?

Леонид Броневой: Я не знаю, что такое талант, в этом надо долго разбираться. Это дело критиков.

Би-би-си: Евгений Медем из Санкт-Петербурга спрашивает, была ли у вас когда-нибудь такая роль, в которой вы хотели бы остаться?

Леонид Броневой: Нет, это дело такое – ты влюбляешься, долгое время любишь. Потом появляется новая роль, ты ту продолжаешь любить, но уже по-другому.

Би-би-си: Александр Смирнов из Москвы спрашивает, есть ли такие роли, которые хотелось всегда сыграть, но так и не сложилось.

Леонид Броневой: Арбенина хотелось сыграть… Я наизусть знаю Лермонтова. Вообще, не потому что я оригинальничаю, но я не понимаю Льва Толстого, не люблю его. Я прочитал один раз в жизни "Войну и мир", "Воскресенье" и "Анну Каренину". Я узнал потом, что Толстой, оказывается, сказал Антону Павловичу Чехову – не надо вам писать пьесы, у вас плохо получается. После этого написал сам пьесу "Живой труп", пьесу довольно слабую, мелодраматическую. Но он нанес, очевидно, такой душевный удар Чехову, потому что он перед ним преклонялся.

Я вот думаю, что если бы я жил в то время и мог бы попасть туда, в момент, когда Толстой говорил эти жестокие слова в адрес Чехова (не знаю, чем это объясняется, ограниченностью или, может быть, завистью), я бы ему сказал: "Уважаемый Лев Николаевич, несмотря на мое преклонение перед вашим литературным гением, я должен вас сказать, что ваши романы, несмотря на примечательную прелесть, немножко затянуты, а местами (небольшими местами) даже скучны. И позвольте вам заметить, что лучшими вашими произведениями я считаю только два – рассказ "После бала" и сказку "Лев и собачка". Эти произведения написаны таким прозрачным русским языком, что они почти, почти приближаются к пушкинской и лермонтовской прозе. Почти… Поэтому, вам не надо было говорить Антону Павловичу эти слова". Ведь словом можно убить. Когда такой человек говорит… Чехов думал потом – наверное, я плохо пишу…

Би-би-си: Может, не написал чего-то, что мог написать?

Леонид Броневой: Думаю, что да, но история не любит сослагательного наклонения.

Би-би-си: А что для вас, как актера, важнее - театр, или кино? Это вопрос Александра Смирнова из Москвы.

Леонид Броневой: Конечно, театр. Потому что театр подразумевает огромное количество сложных репетиций. Кино, особенно сегодня… Каждый день снимается новый сериал. Поразительно. Как можно за три-четыре дня снять серию?

Я, конечно, люблю театр. Театр – это живая вещь. Я работаю в "Ленкоме" 21 год, за это время не видел ни одного пустого кресла, ни здесь, ни в других городах, ни за границей. Потому что Захаров – гениальный человек. Правда, театр за последние годы получал постоянно нокдауны. Ушли совершенно незаменимые люди. Потрясающие удары… Окружающая театральная общественность, видимо, полагала, что театру – конец. Марк Анатольевич давно ничего не ставил, сидел, работал над "Вишневым садом". И вдруг он поставил такой выдающийся, изумительный спектакль. Он, правда, сказал, что это по мотивам "Вишневого сада". Это нечто феноменальное – то, что он сделал.

Би-би-си: Очень многие читатели спрашивают о том, как вы относитесь к отреставрированному и вышедшему теперь в цвете фильму "Семнадцать мгновений весны".

Леонид Броневой: Крайне негативно. Я посмотрел кусочек и поймал себя на том, что я внимательно смотрю, что оказывается повязка красного цвета, а на ней белый круг и черный фашистский знак, а костюм черный… А я уже пропустил пять или 10 фраз текста. Это я, который знаю, а что же простые люди. Я не знаю, кто сделал этот заказ. С этим ничего нельзя сделать, потому что это связано с большими деньгами.
Это и есть пошлость. Не только то, что делают разные комики по телевидению. Помимо раскраски, вульгарной, они посмели трогать, переделывать текст.

Би-би-си: Я не слышала, что текст, оказывается, тоже подвергся изменениям.

Леонид Броневой: Ну, вы этого не знаете, потому что вы не знаете текст фильма наизусть. Но кто им дал право у Евгения Александровича Евстигнеева забрать изумительную фразу, которая сразу характеризует весь его образ? Когда он попадает туда, по своей ошибке, в эту квартиру, и его спрашивает этот страшный человек: "А у вас крыша есть?" Он говорит: "Нет, я живу на втором этаже". Т.е. он великий ученый, он даже не понимает этих слов, уголовных или спецслужбовских.

Поэтому я не смотрю этот фильм, он исковеркан. Может быть, молодежи нравятся яркие краски, пускай смотрят. Потом ведь он был сделал черно-белым для того, чтобы документальные кадры слились с ним. А теперь получается – идут очень хорошие правдивые документальные кадры, идут танки, бегут солдаты, и вдруг - яркая раскрашенная сказочка. Это безобразие, даже так - это преступление.

Всем все можно сегодня. Это неправильно. Конечно, цензура была ужасная раньше, но свобода без ответственности – что хочу, то и ворочу - это тоже ужасно.

Би-би-си:Олег Кочетов из Новосибирска как раз спрашивает вас о роли цензуры в искусстве. Как вы оцениваете качественное развитие российского театрального и кинематографического искусства, свободного от цензуры, в сравнении советским периодом с наличием цензуры, спрашивает наш читатель.

Леонид Броневой: Я считаю, сегодня такое снижение уровня театра и кинематографа объясняется тем, что искусство, как ни странно, не может быть полностью свободным. Должно быть сопротивление, сопротивление, которое ты должен преодолевать. В прошлом, преодолевая сопротивление машины государственной, выходили изумительные фильмы, писались изумительной красоты песни, на прекрасные тексты. А сегодня ты свободен, ты можешь писать роман из сплошного мата, предположим. Ну, почитаешь страничку, а на второй подумаешь – да ну тебя к лешему.

Би-би-си: Думаю, этот вопрос вам задавали не один раз. Иван пишет - вы сыграли нациста так, что миллионы в СССР поверили, что нацисты это преприятнейшие люди. Не раскаиваетесь? Я думаю, что Иван с юмором немного вас об этом спрашивает.

Леонид Броневой: До меня фашистов играли прямолинейно – они глупые, они идиоты. Тогда с кем мы воевали, если они глупые, идиоты, если их армия плохо налажена и их спецслужбы? Что мы тогда мучались четыре года и положили миллионы людей. Нет, это была страшная машина. Они все были, конечно, сильными руководители. Все, кроме Шелленберга, имели отличное образование, уголовники по натуре, конечно.

Один высокопоставленный человек когда-то при советской власти на страницах прессы, когда его спросили, почему такое широкое развитие получают фашистские организации в России и во всем мире, сказал – а потому что нельзя так играть фашистов, такими хорошими, как их сыграли Броневой, Табаков, Куравлев. Нельзя этого делать, их надо разоблачать.

Я дал ответ на это интервью в газете. Я сказал, что вы переоцениваете влияние искусства на умы. И, может быть, вы плохо воспитывали комсомольцев своих, поэтому так получается. Но через много лет я подумал, может, он прав, может, в России нельзя так играть? Потому что российский зритель, он прекрасен, но он прекрасен своей наивностью. Он смотрит и верит, что это так, это все правда. Ну, а если это преступник, что же, играть прокурорское отношение к своему образу? Я никогда так не играл и играть не буду.

Би-би-си: Видимо, частично это связано с тем, что кинематограф всегда использовался в качестве пропаганды. Так ведь?

Леонид Броневой: Не знаю, я не занимаюсь пропагандой. Но, к примеру, Лев Борисов замечательно сыграл в "Бандитском Петербурге" Антибиотика, хотя это глава бандитской мафии. Я его поздравил и спросил – как вы смогли так замечательно сыграть, где вы учились. Он ответил – у вас, у вашего Мюллера.

Би-би-си: Леонид Сергеевич, последний вопрос от Михаила Зайцева. Он спрашивает, интересуетесь ли вы политикой, и, если да, то что вы думаете о нынешней ситуации в России?

Леонид Броневой: Интересуюсь, но говорить о ней не люблю.

Би-би-си: Ну, а на уровне ощущений, как вы себя чувствуете сегодня?

Леонид Броневой: Сегодняшнее время, несмотря на коррупцию, почти поголовную безграмотность, несмотря на амбиции и восхваление своего богатства, несмотря на все негативное, это время все равно лучше, чем то время – при незабвенном вожде нашем.

Меня как-то пригласил в Горки Дмитрий Анатольевич Медведев. Я был очень удивлен, меня никогда не звали раньше. Мы с ним 45 минут разговаривали, и я спросил его: "Дмитрий Анатольевич, а вы верите, что можете покончить с этой коррупцией, которая охватила всю страну и весь мир". Он ответил: "Я не могу вам сказать, верю или нет, но кто-то же должен начать, хотя бы начать это".

Он, кстати, был очень удивлен, когда спросил меня сначала: "Какие у вас просьбы, пожелания?" Я ответил: "Никаких". Он долго молчал, был удивлен, наверное. Попадая к таким людям, обычно что-то просишь, клянчишь. А мне действительно ничего не надо. У нас с женой двухкомнатная квартира, больше у нас ничего нет, да и не надо. Я не понимаю, зачем нужно 4-5-10 комнат, а если сто, в них же во все и не попадешь. Мне нужно кресло, телефон – одно место мое, как у собаки.